Глава первая

                Клодия много раз представляла себе феод. Слово «Штейн» рисовало в воображении равнины с безупречными квадратами полей и рядками аккуратных домиков. Но феод оказался краем долин и холмов. На вершинах, благоухая смолой и хвоей, высились светлые сосновые боры. В долинах из волн юной салатовой травы выныривали ослепительно белые валуны и одинокие розовые зонтоцветы. Лишь кое-где взгляд цеплялся за виноградную делянку, небольшое овечье стадо или бревенчатую избушку фримена, угнездившуюся на склоне. В одной из таких избушек Клодии поднесли темное сладкое вино, пахнущие клевером медовые лепешки и головку сыра, желтую, как кусочек солнца. Грейс наказывала платить в дороге только медью или, в крайнем случае, серебром, но тут рука сама потянула из кошеля золотой стандарт. Хозяин принял его с невозмутимым достоинством, чем немало удивил Клодию.
                А в небесах феода, распластав широкие крылья, парили крикливые чайки. География не была сильной стороной Клодии, но она помнила – на юге Арагон граничит с Диезой, страной художников и авантюристов. Это означало, что побережье еще далеко, а чайки кормятся на большой реке.
                Поднявшись на очередной холм, Клодия увидела внизу не реку, а озеро.
                Оно вполне могло бы сойти за море. Огромную массу воды окаймляла едва заметная полоска леса на горизонте. На озерной глади скользили пятна парусов, на берегах виднелись перевернутые кверху килем лодки. Два соседних холма были заняты, один — городом, другой – замком.
                Фальд с его массивными круглыми башнями и толстыми стенами всегда казался Клодии огромным и величественным. Но по сравнению со Штейном Фальд походил на горбатого плешивого карлика, смеха ради обряженного в барский кафтан. От размеров замка, оседлавшего каменистую кручу, у нее закружилась голова. Башни громоздились друг на друга, ветвились, сплетались и постепенно сливались в тонкий шпиль, ослепительно сверкающий на утреннем солнце. Казалось, замок настолько высок, что подпирает небо.
                Городок у озера имел весьма процветающий вид. Белые стены и черепичные крыши ступенями поднимались к вершине. Среди них Клодия различила пожарную каланчу и ратушу с часовой башней. Макушку холма венчало приземистое широкое здание, наверное, особняк мэра или офис шерифа. В долинах вокруг располагались фермы – ближе к лесу их становилось меньше. В ворота втягивались фургоны караванщиков. Видать, Штейн не так уж пустынен, как ей думалось поначалу.
                — Вот мы и дома, Майло! – радостно воскликнула Клодия, двинув мула под уклон. Она решила не заезжать в город, а сразу направиться в замок, где ее ждали богатство, признание и дворянский титул.

**

                На широкой, но извилистой тропе Клодия спешилась. Судя по многочисленным выбоинам и промоинам с мутной стоячей водой, дорогу давно не ремонтировали. Клодии не улыбалось свернуть себе шею в сотне метров от заветного наследства, поэтому она шагала рядом с Майло, огибая ямы и перепрыгивая через лужи. Несмотря на ее осторожность, голенища высоких сапогов покрылись брызгами грязи, а мула так и вовсе стоило бы выкупать. «Это сделают за меня слуги», — довольно подумала Клодия.
                Тропа вывела на обширную площадку, кое-как мощеную булыжником. Сквозь растрескавшиеся камни, нагретые весенним солнцем, пробивался вездесущий подорожник и высовывались желтые головки одуванчиков. У широко распахнутых ворот стояли, негромко переговариваясь, двое всадников.
                Один из них, рослый и плотный, вне всякого сомнения, был знатным барином. За пять лет в Фальде Клодия научилась отличать таких без труда. На благообразное, хоть и слегка обрюзгшее лицо падали шатеновые локоны с легкой проседью. Сонный взгляд полуприкрытых глаз медленно ползал по окружающему пейзажу, пока полные губы лениво выплевывали слова. Длинные мясистые пальцы были унизаны перстнями, бархатный кафтан блистал золотом и серебром, на мощной вые позвякивали цепи с оберегами. Лук в чехле и колчан, притороченные к седлу, соседствовали с громадным двуручным мечом. Скакуна этот разодетый здоровяк подобрал себе под стать. Правда, от дорожной пыли высоченный белый жеребец приобрел нездоровый желтоватый оттенок, а на его крепких ногах красовались «чулки» из подсохшей грязи. Грязь покрывала и вызывающе роскошную узорчатую попону. «Ничего, скоро у меня будет не хуже», — сказала себе Клодия, с интересом переводя взгляд на второго мужчину.
                Только до мужчины-то он не дорос. Мальчишка, породистый и красивый, являл полную противоположность спутнику. Стройный, длинноногий и широкоплечий, он почтительно, не отрываясь, смотрел на собеседника, время от времени вворачивая словцо-другое. В его карих глазах, в улыбке его тонких губ Клодия узрела ту необъяснимо притягательную черточку, что не раз побуждала ее ко всякого рода шалостям и бесстыдствам. «Но не теперь, — решила Клодия. – В конце концов, я без пяти минут баронесса! Пора и честь знать!»
                Гордо вскинувшись, она отвернулась от очаровательного юноши и…
                Прямо перед ней возникла жутковатая рожа. Звериные уши, похожие на кошачьи, прижались к голове, рот раззявился в угрожающем оскале. С удивлением, перерастающим в страх, Клодия заметила у существа пушистый хвост. Сейчас он зло охаживал хозяйку по бокам.
                Хвостатая вытаращилась на нее и пронзительно зашипела. А Клодия, неожиданно для самой себя, скрючила пальцы и яростно зашипела в ответ.
                 Тварь прянула прочь с выражением крайнего изумления на лице. Да, сейчас ее физиономию вполне можно было назвать лицом – клыки скрылись за пухлыми губами, настороженные уши затерялись в путанной гриве желтоватых волос. Укрывшись между ног белого коня, кошкодевка издала пронзительный обиженный мяв.
                Всадник-богатей скучающе-презрительно воззрился на Клодию. Она отбросила со лба льняные пряди и дерзко приосанилась.

**

                — Ларс фон Штейн совсем избаловал холопов, — заявил господин барон, обозревая обширный замусоренный двор.
                Гилберт подумал, что царящая в замке разруха могла объясняться множеством причин, помимо этой. Он с затаенной тоской вспомнил родной Эйнхандер. С тех пор, как матушка заложила замок в тщетной попытке покрыть отцовские долги, тот выглядел не сильно лучше Штейна.
                Не сильно, но все-таки лучше. На штейновских стенах зеленели молодые березки, меж кирпичей набился коричневый ржавник, а прогнившие ворота вросли в землю. По счастью, до этого их гостеприимно распахнули настежь. Нижние этажи громадины, сравнимой по размерам с королевским дворцом, оплел зеленый вьюн. Руины дворовых служб обильно поросли кустами диких роз. Парк замка давно вырвался за пределы замшелой каменной ограды и больше походил на лес. Уж не приложила ли ко всему этому руку злая ведьма? Гилберт представил, как он входит в пустынные гулкие залы. В них нет ничего, кроме эха шагов, шелеста голубиных крыльев под сводами и каменных статуй – околдованных обитателей Штейна. Пройдя извилистыми коридорами и преодолев множество опасностей, Гилберт отыщет спальню, где под балдахином из дикого плюща почивает красавица-принцесса. Лишь поцелуй чистого сердцем юноши разобьет заклятие, пробудит ее ото сна и…
                — … и повешу тех, кто за это в ответе! – возвестил господин барон, взлохматив серебристую гриву Стремительного. – Феодал представляет королевскую власть, а замок феодала – ее вместилище, ее храм! В сем беспорядке я вижу поругание чести славного Арагона!
                — Истинно так, — кивнул Гилберт. Господин де Монте имеет право гневаться и карать. Эти права даны ему самим королем Арагонским.
                За громогласными раскатами баронского голоса Гилберт уловил перестук копыт и шорох шагов. Он повернулся на звук и узрел самую прекрасную девушку из тех, что ему доводилось видеть.
                Ее запыленное походное одеяние показалось Гилберту несколько старомодным, но завораживающая красота с лихвой искупала этот недостаток. Красотой такого рода – влекущей, чувственной, но в то же время целомудренной — поэты, живописцы и ваятели наделяли богинь, а народная молва – лесных нимф и эстариек. Гилберт не был вполне уверен, что перед ним живой человек из плоти и крови, а не дух, встречающий его у ворот заколдованного замка. Впрочем, в пользу земной природы девушки говорили замызганные стоптанные сапоги и прозаически серый мул, плетущийся следом. Без сомнений, внешность пришелицы требовала более достойной партии. По меньшей мере, единорога.
                Девушка остановилась в некотором отдалении, глаза ее любопытно заскользили по фигуре господина барона. Гилберт продолжал сидеть в пол-оборота к ней, что-то говорил, но все его внимание поглотили эти огромные, невыразимо прекрасные васильковые очи с чуть вздернутыми уголками — как у статуй святой Мистралины.
                «Если она взглянет на меня, я пропал», — мелькнула лихорадочная мысль. И все же Гилберт желал этого взгляда, молил о нем и святую Мистралину и всех людских богов, имеющих имена.
                Девушка приветливо посмотрела на Гилберта. И улыбнулась. «Благосклонно улыбнулась. Мне!» — шепнуло самолюбие.

**

                — Никогда не видал таких красивых проституток, — пробормотал Сореал, заметив блондинку, ведущую за собой навьюченного ишака. Куда бы Сореал не приезжал, шлюхи слетались к нему как пчелки, страстно желая унести в своих алчных лапках золотые стандарты. Непотребные девки чуяли богатство и в толпе сразу отличали тех, кто им обладал. Наверное, потаскушка увязалась за ним в городе. Эдакая ладная краля вряд ли могла прислуживать в полуразрушенном замке. Разве что, именно она и прибрала здесь все к рукам. Если так, ее ждет суровая кара!
                Когда шлюха зашипела на Фессаху, Сореал слегка опешил. Но виду не подал.
                — Ты напугала мою рабыню, девка! – величественно откинув плащ, он невзначай продемонстрировал чеканный герб феода, висящий на груди среди оберегов. На тот случай, если перед ним все же не холопка, а возомнившая о себе чародейка, или купеческая дочка, или…
                «А не Розалина ли это?» — Сореал продолжал властно взирать на девицу, но чувствовал себя менее уверенно, чем мгновение назад. В самом деле, нехорошо получилось…

**

                Клодия мучительно пыталась выдумать остроумный, но в то же время достаточно безобидный ответ. В итоге она решила прибегнуть к проверенному оружию женщины — покорности.
                — Прошу прощения, сударь, — Клодия кивнула золоченому здоровяку. – Если вы беспокоитесь о вашем звере, держите его на привязи.
                Вторая фраза вырвалась сама собой. Клодия поразилась тому, как быстро она вжилась в роль властительной дворянки. Белый конь нерешительно переступил с ноги на ногу, громогласный всадник подался назад, словно не веря своим знатным ушам.
                Когда пасовала покорность, в ход шла наглость. И, разумеется, красота.
                — Видать, правду говорят: каков хозяин – таков и пес, – насмешливо добавила Клодия. – Вы так беззастенчиво дерзите мне, стоя у ворот моего замка, и даже не потрудились представиться!
                — Я не хотел оскорбить вас… леди, — неразборчиво пробурчал здоровяк. – Барон Сореал де Монте к вашим услугам.
                — Кавалер Гилберт Эйнхандер, оруженосец господина барона, — произнес стройный юноша. – В моем лице вы найдете еще более усердного слугу. Если только сочтете меня достойным угождать вам.
                Комплимент, хоть и слегка витиеватый, заставил Клодию покраснеть. До сей поры адресованные ей мужские восторги принимали довольно однообразные и неприглядные формы, а фраза Гилберта вполне уместно звучала бы в устах героя рыцарского романа. «Я ему нравлюсь. И он мне тоже, — подумала она, вознаграждив кавалера Эйнхандера благосклонной улыбкой. — Но я буду держать себя в руках. К тому же он совсем мальчик…»
                — Леди фон Штейн, — назвалась Клодия. Протянуть руку для поцелуя она не решилась.
                Нарочито не глядя на де Монте, Клодия зашагала к донжону. Вскоре за ее спиной послышалась твердая поступь баронского жеребца и сбивчивый усталый шаг мула Гилберта.

**

                Широкая дверь в донжон имела вполне надежный вид, особенно на фоне окружающего запустения. Клодия поискала глазами дверной молоток и не нашла его. Барон тяжеловесно спешился, Гилберт изящно соскользнул с мула. Кошкодевка продолжала пугливо увиваться у хозяйских ног.
                — Во дворе вашего замка можно не опасаться за сохранность коней? – с язвинкой поинтересовался барон. Кажется, он заметил замешательство Клодии.
                — Пока замок не совсем мой, — Клодия неуверенно погремела дверным кольцом. – Я лишь собираюсь вступить в наследственные права.
                «Однако, хороша девка. И на язык остра», — хмыкнул Сореал.
                Он ощущал легкую досаду. Будь эта леди фон Штейн на самом деле непотребной девкой… Тогда в самом скором времени Сореал отдал бы должное ее роскошному телу, освободив его от нелепого старомодного костюма. Впрочем, шансы все еще имелись, и шансы неплохие. Если девица одета так скверно, то она, скорее всего, бедна. А ласковое словцо, подкрепленное мерой золота, легко раздвинет ножки любой недотроги. Сореал довольно усмехнулся – благородство черт и атлетическое сложение сэкономили ему немало золотых стандартов, а ласковых словечек – еще больше. Глядя на круглый зад девицы, туго обтянутый потертыми штанами из оленьей кожи, Сореал окончательно уверился в неотвратимости амурной победы. Он красив, мужественен, богат. О вышние боги за небом хрустальным, смеет ли женщина надеяться на большее?
                — Позвольте, леди, — Гилберт отстранил девицу от кольца и вдавил почерневшую бронзовую кнопку на стене. – Я видел такие устройства в Аэнаре, — учтиво добавил он.
                Где-то в глубинах замка зазвенела переливчатая трель – как в гномьих часах с музыкой. Сореал недовольно насупился. Он и сам не раз сталкивался с дверным звонком, но никак не ожидал наткнуться на эдакое диво в захолустном Штейне.
                Когда дверь, наконец, отворилась, Клодия робко шагнула к Гилберту. Заметив ее беспокойство, юноша положил руку на эфес меча.
                Возникший перед ними человек вполне мог сойти за сказочного людоеда. Главным образом, благодаря росту, сутулой спине и непомерно широкому тулову. Правда, его жирный подбородок был чисто выбрит, что никак не вязалось с латанными-перелатанными штанами и застиранной рубахой, выбивавшейся из-под ржавой кольчуги. «Людоед» плотоядно вытаращил на Клодию маленькие глазки, глубоко упрятанные под кустистыми седыми бровями. Заметив в его руке огромный топор, Клодия еще чуть отступила и опустила ладонь на латный наплечник Гилберта.
                — Дамы и господа, — незнакомец поклонился, бряцнув кольчугой. Когда он заговорил, во рту его Клодия увидела не гнилые клыки, а ровные, слегка желтоватые зубы. – Барон фон Штейн ступил за Грань две недели тому назад. А я, Кайт Сид, его покорный слуга и мажордом, остался, дабы огласить последнюю волю мастера Ларса.
                — Своим видом ты порочишь память господина, — заявил Сореал, смерив Кайта брезгливым взглядом.
                — Уверен, что щедрость наследников позволит мне обновить гардероб, — мажордом прислонил топор к косяку и посторонился, указывая в темный коридор, ведущий вглубь донжона. – Располагайтесь и чувствуйте себя, как дома. Я схожу за стряпчим.
                — В городе есть адвокатская контора? – удивился Гилберт.
                — В Риовейне? Нет. Я держу стряпчего в чулане на пятом этаже, — усмехнулся Кайт. – Скоро месяц как. Вот уж он вам обрадуется.
                — Охотно верю, — шепнула Клодия Гилберту. – Наверно бедняга решил, что его зажарят и съедят!
                — Но вам, леди, здесь ничего не угрожает, — ответил юноша. – Я позабочусь об этом.
                Клодия улыбнулась Гилберту и довольно зарделась.

**

                Айден чувствовал себя весьма неуютно, и тому имелись причины – глубокие лужи под ногами, винный хмель в голове… и Сиилин, глодающая его ухо.
                Покинув Вечнозеленое Поле ранним утром, он направился не в Штейн, как наказывала тетя, а в Риовейн – городок на соседнем холме. Айден пытался убедить себя, что им движет желание навестить сестер. Клэрис и Вильма заведовали делами семейного предприятия Фин-Сеалов, риовейнской винной лавки, и Айден действительно видел их нечасто. Однако когда на горизонте показалась громада замка, Айдену стало совершенно ясно – он не столько хочет встретиться с сестрицами, сколько желает отсрочить возню с наследством. От разгульной жизни уже начинали ныть ноги, а Сиилин была еще невыносимее, чем обычно. Фея выкрикивала гнусности вслед редким прохожим, а после пряталась Айдену под рубаху, щекоталась и пребольно кусала за спину. Когда Сиилин всего это не делала, она тараторила несусветную чушь и щипала Айдена за шею, если он пытался хоть как-то отвлечься. К тому моменту, как Айден миновал восточные риовейнские ворота, ему начало казаться, что его несчастный мозг превратился в ворох оловянных шариков. Шарики стучали и скакали внутри черепа – Сиилин усердно перемешивала их своим неугомонным язычком. Поэтому, когда Вильма достала из погреба бочонок «Росы Черного Леса», Айден, утопающий в потоке феячьей болтовни, ухватился за соломинку.
                Как известно, феи падки на яства, а вино семейства Фин-Сеал славилось чудесным вкусом на весь Леодар. Несмотря на явное неудовольствие сестер, Айден не мешал фее грабить стол, накрытый по случаю встречи. «В самом деле, много ли ей надо?» — размышлял он, глядя на Сиилин. Та присосалась к бокалу, точно нетопырь к задремавшему путнику. Оказалось, куда больше, чем можно предположить – по прикидкам Айдена, фея залила в себя примерно столько же, сколько весила сама, и съела вдвое против этого. Одна Яэль, всех чар царица, знала, куда оно подевалось. Дивясь загадочному устройству феячьего желудка, Айден и сам не забывал отдавать должное напитку, который волшебство тетушки Лайлы напитало полуденным солнцем, дыханием летящего под ним ветра и ароматами июльского леса. Вскоре в голове Айдена воцарилась блаженная тишина, а в манерах – развязная непринужденность. Обильные возлияния также не лучшим образом сказались на памяти – он искренне удивился, когда Клэрис остановила его в дверях и вручила тоненько сопящую фею.
                И вот теперь настал час расплаты. Каждый шаг по извилистой тропе, ведущей к замку, давался с трудом. Мартовское солнышко пекло затылок, а сонная, но от того не менее предприимчивая Сиилин слюнявила мочку Айденова уха и как-то уж слишком откровенно приникала к шее.
                «Упаду в яму и умру, — причитал Айден, перешагивая очередную лужу, затянутую зеленовато-бурой пленкой. – Может, хоть тогда от меня отстанут!»
                — Эй, дружище, тебя подбросить до ворот? – участливо спросил низкий приятный голос откуда-то из-за спины.
                — Да, пожалуйста, — вырвалось у Айдена. Лишь после этого он обернулся.
                Перед ним возвышались двое всадников. Один из них, растрепанный сизобритый дядька средних лет, выглядел сущим бродягой: пыльная бронька из выгоревшей клепаной кожи, застиранный плащ неопределенного оттенка, понурый перегруженный конь. Завидь Айден такого издалека – сошел бы с дороги в кусты. А вот другой…
                Сначала Айден увидел латы из панциря свеагла. Даже пара роговых щитков этой твари были драгоценностью, а уж если размолоть в порошок весь доспех… Тетушке Лайле – и той хватило бы года на три. Затем Айден обнаружил, что латы восседают на упитанном кобо. Хвостовые перья кобо широко применялись в зельеварении. Айден не особенно разбирался в этой науке, но знал немало чародеев, не погнушавшихся бы втихаря выдрать у птички перышко-другое. И лишь потом его взгляд наткнулся на физиономию наездника, черную, как мокрый древесный уголь.
                Как и все люди, живущие на границе Черного Леса, Айден слышал страшные сказки об эйлери. Безлунными ночами они выбирались из темных пещер и бездонных катакомб, хватали припозднившихся путников и загулявших хуторян. Эйлерийские жрецы забивали их на укрытых в чащобе каменных жертвенниках, древних как сам мир, а злобные дикие воины неслись вокруг в бешеной пляске. Не будь Айден так пьян и так изнурен — пробормотал бы заклинание полета и упорхнул обратно в Вечнозеленое Поле. Но сейчас он мог лишь стоять и разглядывать незнакомца.
                Усы, толстые широкие губы, приплюснутый нос и вислые щетинистые брыли привели Айдена к мысли, что перед ним не эйлери, а негр.
                — Ну так как? Поедешь? – дружелюбно улыбнулся дядька в кожанке.
                Краем глаза Айден заметил, как Сиилин поспешно одергивает платьице и принимает соблазнительную позу.
                — Ваша лошадь, ээээ…. Не очень надежна с виду, — неуверенно промямлил он. – Вы ручаетесь за нее?
                — Кролень? Он уже немолод, но еще полон сил. Точь в точь, как я, — рассмеялся тот в ответ. – Но если волнуешься – езжай с Вальдо.
                Негр недовольно фыркнул и выпятил жирную лиловую губу.
                — Эй, верзила, всенепременно помоги моему магу, точно-точно! – воскликнула Сиилин, подбоченившись. Айден не совсем понимал, к кому из двоих она обращается. – За помощь — награда, за отказ – семь лет бед!
                — Похоже, выбора нет! — расхохотался сизобритый дядька и одним махом вздернул Айдена на конский круп. Фея свалилась с плеча и гневно зависла в воздухе.
                — Не сломай его, да! – выпалила она, пытаясь выглядеть угрожающе. Увы, Айден хорошо знал, что даже в этом случае окружающие склонны недооценивать исходящую от феи опасность.
                — Не сломаю и даже не потеряю. Кстати, меня зовут Джон, – широкая мозолистая ладонь крепко и быстро пожала тонкопалую ручку Айдена.
                — Не забудь, ты обещал! — пискнула фея, кружась над головой Джона. – Сделаешь все, как надо, и я принесу тебе удачу!
                — Уж от чего-чего, а от удачи не откажусь, — ухмыльнулся тот, пуская коня шагом.

**

                В замке наверняка водились привидения — темные галереи, непомерно высокие потолки и толстые каменные стены, к гадалке не ходи, повидали немало. Тусклые светильники выхватывали из сумрака потеки воды и хлопья плесени, затянутые паутиной портреты в прогнивших золоченых рамах. В одном из коридоров Клодия заметила замусоренные шахты, уходящие куда-то вверх. На ее вопрос мажордом ответил, что раньше здесь передвигались специальные подъемные приспособления, лифты. Судя по затхлому духу, бьющему из шахт, и бурым бородам мха на толстых стальных тросах, те времена миновали очень давно. С некоторой оторопью Клодия начинала понимать – управиться с наследством будет куда сложнее, чем ей представлялось в мечтах.
                Кайт оставил ее, Гилберта и де Монте в громадном зале. Наверное, когда-то здесь давали балы и пировали. С потолка на цепи в руку толщиной свисала циклопическая люстра, позеленевшая от времени, а у стены стоял стол из темного дерева на сотню, не меньше, персон. Да, сейчас Клодии было легко представить себя в жилище великана-людоеда. Это предположение опровергали лишь стулья, задвинутые под стол и кое-как укрытые пыльными чехлами. По-старомодному массивные, они, тем не менее, имели вполне человеческие габариты. На одной из стен, словно пасть дракона, зиял камин. В нем легко изжарилась бы бычья туша.
                Над камином висела очередная картина. В отличие от остальных она вполне неплохо сохранилась.
                На трехметровом холсте запечатлелось дворянское семейство – Клодия решила, что перед ней барон фон Штейн с женой и дочерью. Ларс, импозантный мужчина с внешностью героя-любовника, щеголял в золоченом парадном доспехе. На лице барона сияло безмятежное счастье. «Неудивительно», — подумала Клодия, рассматривая его жену и испытывая легкую досаду, приправленную завистью. Видеть более эффектной женщины ей еще не доводилось. Лицо, да и вся фигура баронессы завораживали нечеловеческой потусторонней красотой. Из пышной копны медных волос выглядывали вислые уши. Эйрайка? Или эстарийка? Могла ли эстарийская дева снизойти до смертного? Клодия не знала. Она даже не знала, не выдуманы ли эстари людской молвой.
                Дочке, одетой с фривольным небрежением, Клодия не дала бы на вид больше четырнадцати. В ее личике причудливо смешались черты родителей, наградив диковатым экзотическим очарованием. Бледная и длинноносая, как и мать, рыжая, девица смахивала на молодую лисичку.
                Но, хотя губы всех троих растянулись в улыбках, взгляд баронессы словно сковал вековечный лед, а в глазах девчонки живописец разглядел – и мастерски передал – затаенную тревогу. Лишь Ларс фон Штейн улыбался абсолютно искренне.
                — Красотка! – восторженно крякнул де Монте, почесывая кошкодевку за ухом. – Мастер Ларс знал толк в женщинах!
                — Но это же эльфийка! – возразил Гилберт. – Как может благочестивый человек, дворянин, потомок древнего рода, возвести нелюдь к супружескому ложу?
                — Ты еще юн, друг мой, и многого не знаешь о законах любви, — наставительно продекламировал де Монте.
                — Я живу по заветам Великих предков, господин барон, — отчеканил Гилберт. – Я буду жить по ним и в глубокой старости. Заветы эти просты – чти богов, не прощай врагу и не ложись с нелюдью.
                — Любовь превыше законов и даже воли богов, — покровительственно воззрился на юношу де Монте. Во всей его фигуре сквозила готовность и дальше учить правде жизни неразумного мальчишку, упорствующего в заблуждениях.
                Нет, мастер де Монте никак не мог сравниться со своим очаровательным оруженосцем, но… Любовь, без сомнений, оправдывала все. Клодия поднесла ладонь к губам, скрывая улыбку.
                Гилберт явно хотел ответить, но тут в зал вошел Кайт, ведущий за собой адвоката.
                Тот имел весьма бледный вид. В его случае это было не просто фигурой речи. Наверное, частью из-за долгого заточения в чулане, а частью из-за… Клодия решила, что виной тому атмосфера. Для нее этот мрачный замок должен был стать новым домом, более того – несокрушимой броней, укрывающей от жестокости и несправедливости мира. А стряпчий не мог воспринимать его иначе, как тюрьму.
                Кайт извлек из кармана очечник, нацепил на широкий горбатый нос пенсне и собирался уже огласить завещание, когда вновь ожил музыкальный звонок. Неразборчиво ругнувшись и сунув пакет с бумагами подмышку, мажордом пошаркал к двери, а отзвуки еще долго метались под сводами, отражаясь от стен, сталкиваясь друг с другом. В отголосках благостной мелодии Клодии мерещились нотки траурного марша.
                Не слишком ли много у фон Штейна наследников?

**

                «Я, барон Ларс фон Штейн, приветствую всех, кто находится в этой зале, в особенности моих будущих наследников. Раз вы слышите эти строки, значит, меня уже нет среди живых, и мой поверенный, Кайт Сид, оглашает духовную в присутствии члена королевской Гильдии Адвокатов.
                Внимательно оглядитесь. Если вокруг нет никого, кроме стряпчего, Кайта и вашего лакея, – вам несказанно повезло. В противном случае, господа и, возможно, дамы, выслушайте мою волю.
                Я завещаю вам замок Штейн со всем его содержимым, а также прилагающийся к нему диплом барона. Не волнуйтесь, я тщательно изучил законы – подобные случаи уже имели место в истории Арагона. Поэтому я смело оставляю в ваших руках замок и титул, уверенный, что мои добрые друзья не могли воспитать подлецов, способных устроить резню за единоличное обладание Штейном, как только представитель Гильдии Адвокатов выйдет за порог… или чуть погодя».
                Кайт откашлялся, поправил пенсне и многозначительно огрел стряпчего по загривку. В мгновение ока плотный лист с завещанием украсили печати – королевской Гильдии Адвокатов и личный оттиск стряпчего. Третья печать, застывшая и потемневшая, принадлежала самому фон Штейну.
                — Я, Ги Вельмор, с ведома Гильдии и самодержца Арагонского, подтверждаю подлинность сего и скрепляю документ надлежащими оттисками, своею подписью, а также подписями трех свидетелей, — проблеял стряпчий, затравленно покосившись на Кайта.
                В воздухе разлился сладковатый аромат сургуча. Клодия прижмурилась – сколько раз этот запах предвещал несколько минут тайного, и от того еще более острого, удовольствия! Если, конечно, вестовой или почтальон был хорош собой. Но сейчас этот запах означал перемены. Подумать только, еще какая-то минута, и Клодия — баронесса! Радость ее омрачалась тем, что титул предстояло делить с еще двумя наследничками.
                Мастер де Монте сложил массивные руки на золоченой груди. И поза, и выражение лица явственно демонстрировали его отношение к происходящему. Наверное, он и так богат, и обладание неухоженным замком в арагонском захолустье – вернее, третьей частью замка, — не очень-то его впечатляло. Кошкодевка развалилась рядышком с хозяином. Похоже, холод каменного пола нимало ее не смущал. Гилберт бросал на Клодию взоры, полные восхищения и надежды. Он явно был совсем не прочь задержаться рядом с ней подольше. Впрочем, сейчас Клодию гораздо больше занимала новоприбывшая троица.

**

                — Слава богам вечным, хоть здесь пригожусь, — ухмыльнулся сэр Джон, обмакнув перо в чернильницу.
                Несколько минут назад, когда он только вошел и назвал свое имя, Клодия смотрела на Джона чуть ли не с пренебрежением. Но стоило ему улыбнуться… В лице этого мужчины, вне всяких сомнений разменявшего третий, а то и четвертый, десяток, обнаружилась спокойная, твердая властность. И не только она – в подернутых морщинками уголках глаз сверкнула едва заметная искорка игривого сумасбродства. Клодия была почти уверена, что улыбка эта предназначалась не ей. И все же не смогла на нее не ответить.
                Помедлив мгновение, Джон склонился над столом и потянулся к бумаге. Грязная рубаха облегла могучие, не лишенные изящества руки. Клодия шумно втянула воздух, распутно пахнущий сургучом. Да, издалека сэр Джон походил на оборванца, но вблизи…
                Перо перекочевало в тонкие пальцы Гилберта. Клодия зажмурилась и тряхнула головой. Положительно, слишком много соблазнов для слабой девушки!
                — Эй, я тоже всенепременно подпишу, да! – взвизгнула фея. – Мой значок стоит ваших десяти, точно-точно!
                Айден раздраженно шикнул на нее. Пикси нахохлилась и обиженно заерзала на его плече.
                Клодии и раньше доводилось сталкиваться с феями. Фредерик щедро платил смельчакам, готовым рискнуть жизнью в попытке поймать одну из этих юрких, с винную бутыль размером, тварей. В Сантаре таких смельчаков находилось немного – причинить вред фее означало навеки расстаться с удачей, а неудачнику все золото мира не впрок. До сего момента Клодия полагала пикси чем-то вроде ворона или дрозда – забавными зверюшками, способными освоить пару простеньких трюков и служить подспорьем в сотворении чар. Однако Сиилин обнаружила если не разум, то способность и готовность составлять слова в предложения. Яркая и шумная, фея беззастенчиво требовала внимания к своей персоне. Айдену с превеликим трудом удалось ее заткнуть, чтобы Кайт мог огласить последнюю волю Ларса фон Штейна.
                Сам Айден напомнил Клодии фарфоровую статуэтку пастушки, стоявшую у Фредерика в опочивальне. Нежная розовато-белая кожа, женственный овал лица, огромные, словно нарисованные глазищи с длинными-предлинными ресницами. Высокий и худой, одетый в цветастый халат, он вполне мог сойти за плоскогрудую девицу. В случае Айдена благочестие Клодии счастливо избегло испытаний.
                Кайт взял перо в здоровенную ручищу и поставил аккуратную убористую подпись под двумя предыдущими. Росчерк стряпчего получился слегка корявым – его пальцы мелко дрожали.
                — Теперь я могу уйти? – пробормотал он, отложив завещание.
                — Разумеется, мэтр Ги, — мажордом пододвинул к нему увесистый мешочек. Стряпчий схватил его и со всех ног бросился к выходу.
                — Даже внутрь не заглянул, да, — глумливо хихикнула Сиилин, повиснув на айденовском воротнике. – Там всенепременно ржавые гвозди!
                — Нет, — ответил Кайт. – Там тридцать пять золотых стандартов.
                — Так много? – удивился де Монте.
                — Да, — пожал плечами Кайт. – Плата за терпение. Кстати, у господина фон Штейна есть еще пара слов для наследников.
                Он вытащил из кармана мятый лист бумаги.
                «Теперь, когда здесь все свои… В моем, то есть уже вашем феоде живут прекрасные трудолюбивые люди, проблемам которых я уделял гораздо меньше времени, чем стоило бы. Баронство задолжало казне порядка трехсот тысяч стандартов, но, я уверен, вы найдете способ расплатиться. Приглядывайте за моим соседом Гарде д’Арго – говоря начистоту, он изрядный мерзавец. Прошу вас, не продавайте замок. Даже если вы последуете моему примеру и решите посмотреть мир, он всегда будет для вас домом, где приятно отдохнуть от странствий.
                И еще одно. Если вернется Розалина, моя дочь, передайте ей – я ни в чем не виноват ни перед ней, ни перед Миланорой, ее матерью и моей женой. Я всегда любил их».
                Кайт снял очки, положил бумагу на стол и указал на висящий над камином семейный портрет.
                — О вышние боги за небом хрустальным, так меня еще не обманывали, — буркнул де Монте.
              — То ли еще будет, да! – захихикала Сиилин и куснула Айдена в шею.